Рубрика: Россия

Е.В. Ковалева, библиотекарь

Александра Яковлевна Щурова солдатом стала в 18 лет. Волевая, принципиальная, правдивая и трудолюбивая, она в 1943 году ушла на фронт. В период Великой Отечествен­ной войны служила в зенит­ной артиллерийской воинс­кой части 162-го отдельного зенитного полка. Прошла с боями от г. Ростова-на-Дону до Польши, Чехословакии, а войну закончила в Германии. За мужество и стойкость в битве с фашистами бес­страшная заряжающая 162-го зенитно-пулемётного батальона награждена медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», орденом Отечественной войны.

Б.И. Матвеенко Член Союза журналистов России

В марте 1966 г. состоялся второй пленум Чертковского РК ВЛКСМ, на повестку дня которого был вынесен вопрос воспитания молодёжи на боевых традициях советского народа. На пленуме горячо выступила участница Великой Отечественной войны Зинаида Михайловна Пластунова.

Обратившись к комсомольцам, она сказала: «Вы живёте в замечательное время. Годы же нашей юности были суровыми. Вы лишь по книгам и кино знаете о тех огненных годах, когда озверелые фа­шисты топтали нашу землю, сеяли смерть и разру­шения. Лишь из них вы знаете также о подвигах ге­роев-комсомольцев. А нам довелось быть участни­ками тех сражений, в наших руках была судьба Ро­дины.

Мы терпели лишения, теряли друзей и товарищей. А мне тогда было только 19».

Да, суровые жизненные испытания выпали на до­лю этой женщины. Считай, с первых дней войны она в горниле сражений, в декабре 1941 года перенесла тяжёлое ранение, попав под бомбёжку вражеских самолётов. Но вернулась в строй, и с 1942 г. по май 1943 г. она — младшая медсестра 45-й отдельной лыжной бригады, которая выполняла особые зада­ния командования. За проявленные храбрость и му­жество она была награждена медалью «За боевые заслуги». А после расформирования этой бригады попала в 46-ю Гвардейскую Краснознаменную стрелковую дивизию, в 49-й медико-санитарный батальон уже старшей операционной медицинской сестрой.

…Весна 1944 г. 46-я стрелковая дивизия с боями все дальше продвигалась на запад. Враг ожесточен­но сопротивлялся. В медсанбат шел поток раненых.

Однажды сюда привезли двух немцев, один был ранен в живот, другой — в ноги. Закончив операции, Зинаида с дежурным врачом обходила землянки, где были размещены раненые. Зашли к немцам. Те на­перебой спешили сообщить медикам, что «Гитлер — капут». Один из них настойчиво, жестами просил подойти, показывая фотографию. На ней была изображены женщина и мальчик, очевидно, его сын. Слёзы катились по небритым щекам раненого, жестами показал, что хочет пить. Зинаида вытерла его губы мокрой салфеткой и как могла объяснила, что пить после операции (а немецкий солдат ранен в живот) нельзя. Тот крепко прижал руку сестры к груди и прошептал: «Товарыщ…».

А вот ещё один эпизод из суровых военных будней медсестры Зинаиды Кузнецовой. Это было в Прибалтике. После очередной контратаки немцев персоналу медсанбата было приказано с наступлением темноты вынести с поля боя раненых.

Медсёстры с санитарами торопились выполнить этот приказ. К одному из раненых Зинаида подползла одновременно с санитаром. Зинаида наклонилась над ним и спросила:

— Как тебя зовут?

— Саша Воронов, — прошептал тот, — москвич я.

Нога молодого бойца была отёчна, в тёмных пятнах. Гангрена. Немедленно ампутировать — решил консилиум врачей. Но раненый запротестовал: нельзя мне в Москву на костылях. Мы должны трудом украшать столицу.

Медперсонал предпринял всё, что можно было сделать в условиях медсанбата, чтобы спасти его жизнь. Но когда раненого унесли, хирург, тяжело опустившись на ящик, горько заплакал. Тысячи операций сделал он, и на этот раз вложил все свои силы, знание, опыт и душу, но смерть от Саши отступила лишь на время.

Обратившись к Зинаиде, он сказал:

— Ну, вот, сестра, мы с тобой сделали, что могли.

Утром перелей ему кровь.

…А вечером хоронили погибших и умерших от ран. Среди них был и москвич Саша Воронов. За участие в том бою и за спасение раненых медсестра гвардии старшина Зинаида Михайловна Кузнецова была награждена медалью «За отвагу».

Но были в солдатских буднях и светлые дни. Здесь, в Прибалтике, пересеклись военные пути-до­роги медсестры Зинаиды Кузнецовой и офицера, комсорга батальона 174-й стрелковой дивизии Ва­силия Пластунова.

Первая же встреча что-то всколыхнула в душе у каждого. Фронтовая дружба переросла в любовь, которая со временем окрепла, прошла испытания, как говорится, огнём и порохом. И уже в мирное время, сразу же после войны, два влюблённых серд­ца соединились, появилась новая семья бывших фронтовиков, ратный труд которых отмечен многи­ми наградами. Грудь старшего лейтенанта Пласту­нова украсили ордена Отечественной войны, Крас­ной Звезды, медали. На мирном поприще Зинаида Михайловна трудилась также в медицине, а Васи­лию Григорьевичу как бывшему политруку и на гражданке доверили руководящие должности. Суп­руги очень часто встречались с молодёжью, вели большую военно-патриотическую работу. Да и де­тей своих вырастили достойными продолжателями своих жизненных принципов: честными, добросо­вестными, работящими.

Им бы жить да жить, нашим ветеранам, но война — эта страшная мельница смерти, не прошла бес­следно, подорвала здоровье. Их уже нет с нами, пусть земля им будет пухом, а мы, живые, всегда должны помнить о том, какой ценой досталась на­шим отцам, матерям, дедам и бабушкам Победа. Помнить и никогда не забывать.

Фронтовичка из слободы Маньково-Калитвенской

Е.В. Ковалева, библиотекарь

Мария Стефановна Редько. Когда ей не было еще 20 лет, в мае 1943 г. её мобили­зовали на фронт. Боевой путь Марии Стефановны начался в Ростове-на-Дону. Сначала она прошла курсы пулемётчика-наводчика. Здесь ей выдали военную форму, которая была ог­ромная: ведь она шилась не для девчонок. С первых дней пришлось рано вста­вать, ходить строевым шагом, изучать орудия и учиться стрелять. Курсы были досрочными, всего месяц. И вот Мария Стефа­новна стала пулеметчиком-наводчиком зенитно-пулеметной установки.

После принятия присяги в июне 1943 году вместе со своими подругами по курсам она получила направ­ление в отдельный зенитный батальон, находив­шийся в то время в городе Ростов-на-Дону. Здесь приходилось защищать от налетов фашистов особо важные объекты.

Долгими дорогами войны шел ее отдельный зе­нитный батальон. Киев, Одесса, Харьков — это только короткий перечень тех городов и сел, осво­бождать которые от фашистских захватчиков приш­лось Марии Стефановне, чье небо защищала она со своими боевыми подругами.

Война закончилась для нее в июле 1945-го в польском юроде Белобяльске. Ее боевой путь отме­чен благодарностями Верховного Главнокомандую­щего, медалью «За победу над Германией», юбилей­ными медалями.

 

О Марии и Фёдоре

Она — родилась в крестьянской земле и жила в небольшом хуторке Бакай Чертковского района. Донские степи да вольный ветер подарили ей свободолюбивый и сильный характер.

Он – парень из Рязанщины. В неизвестном тогда ещё для неё селе Катино Скопинского района рос и набирался сил, как все юноши того времени, сдавал нормы ГТО («Готов к труду и обороне!»). Когда пришёл срок, призвали в ряды Красной Армии.

В начале Великой Отечественной войны – она механизатор в родном колхозе. Ещё с 1939 года работала на тракторе (в то время был такой призыв – женщины овладевали техникой). У неё работа спорилась. Вот правление колхоза и направило её в 1940 году на специальные курсы комбайнёров. Потом девчата приняли её в свою женскую бригаду.

А он в начале войны 1941-1945 г.г. – рядовой 28-го гвардейского артиллерийского полка.

После войны она продолжает выращивать хлеб в своём колхозе. Её уважают на родной земле. Скромный, но добросовестный труд Марии Сергеевны Маджугиной после той страш­ной войны оценён медалями и грамотами. Ко Дню Побе­ды в 1999 году её портрет поме­щён на одной странице ря­дом с фотографиями Героев Советского Союза, наших земляков. По-особому доро­ги ей медали «За доблестной труд в Великой Отечествен­ной войне» и юбилейные «За Победу над Германией».

А о нём есть целая статья в Большой Советской Энциклопедии: Фёдор Андрианович Полетаев (партизанский псевдоним ПОЭТАН). Летом 1942 г. со своей частью, оказавшись во вражес­ком окружении, был взят в плен, находился в немец­ко-фашистских концентрационных лагерях в Вязьме, затем в Польше, Югославии, Италии. Летом 1944 г. с помощью итальянских коммунистов бежал из фашис­тского лагеря близ Генуи и вступил в партизанский ба­тальон. Геройски погиб в бою с немецко-фашистски­ми захватчиками. Награжден высшей военной наградой Италии — Золотой медалью за военную доблесть (посме­ртно)».

Но тогда, в июне 1942 года Мария не знала ничего об этом, да и не могла знать. Их встреча произошла задолго до того, как Ф.А. Полетаев стал Героем Советского Со­юза (посмертно) и национальным героем Италии. О нём рассказывали центральные газеты, написано в книгах и мемуарах.

Как Фёдор оказался в нашем хуторе, рассказали в документальной повести В. Башков и А. Жаднов. В июле 1942 года у хутора Бакай бойцы 9-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием Михаила Злобина вели неравный бой с немецкими танками. Дважды бронебойные снаряды Полетаева попадали прямо в цель. До вечера Фёдор один на один отразил ещё две атаки фашистов. Но в бой вступила авиа­ция. Фугасная бомба, оторвавшись от «юнкерса», стремительно понеслась вниз. Более он ничего уже не видел и не помнил. Очнулся в небольшом крестьянском домике, совсем таком же, как на родной Рязанщине.

А как Фёдор стал частью судьбы Маджугиных, знают об этом её родные и близкие, да сослуживцы Полетаева, которые, как и он, обязаны спасением ей – Марии, её брату Петру и сестре Екатерине. Долго ещё после войны в их дом приходили весточки от бойцов, оставшихся в живых, от их родственников. Эти письма и поведали о судьбе Фёдора.

Авторы повести не знали, кто же помог Полетаеву выжить в том маленьком хуторе, занятом фашистами. В 1973 году наша районная газета обратилась к жителям с просьбой сообщить, если что известно об этом факте, мы и узнали всю эту историю. Это Мария с родственниками, рискуя жизнью, ухаживала за Фёдором и его ранеными товарищами. Их было четверо. Помогали и тем, кто прятался в пустом домике за речкой. А когда бойцы окрепли, снарядили их в дорогу, сражаться с захватчиками.

Лейтенант Александра Матвеевна Холодова

Кровавое мессиво войны

9 мая для Александры Матвеевны Холодовой – двойной праздник. В этот день она отмечает не только свой день рождения, но и вспоминает годы военного лихолетья, ту самую страшную войну, унесшую миллионы жизней, и, конечно, салют Победы. Пешком, с сумкой медикаментов и перевязочным материалом прошагала она суровыми военными дорогами.

В 1942 году Александра Матвеевна окончила фармацевтическую школу и работала в аптеке. И в 1943 году она была призвана в ряды Советской Армии помощником начальника аптеки. Фронты сменялись один зав другим: Волховский, Ленинградский, затем II и III Белорусский.

Ветеран вспоминает, что, как только перешли Ленинградский фронт, началось наступление:

— Бомбёжка со всех сторон. Но, к моему счастью, недалеко был блиндаж. Разведчики, выскочив, затащили нас туда. Успели – и тут же раздался взрыв, всё взлетело вверх. Возвращаюсь назад, а мой почтальон лежит с оторванной ногой. Не смогли его спасти. Скончался от большой потери крови.

Это было страшное мессиво из крови и человеческих тел. Кругом нас окружали болота, через которые сооружали переправы. Когда продвигались по заминированному лесу, страшно было ногой ступить: ведь не знали, окажется там мина или нет. Нам было только по 19 лет, все хотели жить. А минные разрывы окружали со всех сторон. Сколько фельдшеров и медсестёр погибло. Друзей хоронила, сама в глаза смерти смотрела. Но всё преодолела, иначе нельзя было.

Во время многочисленных бомбёжек ранило многих советских воинов. Стоны солдат заполняли коридоры медсанбата. Чтобы как-то облегчить им боль и страдания, топили снег, кипятили его и, добавляя спирт, вводили инъекции пострадавшим… Это только отрывочные воспоминания, и такой ад был постоянно. Я счастлива, что осталась жива. Сколько однополчан унесла война, трудно сосчитать.

За боевые заслуги перед Отечеством Александра Матвеевна награждена медалями «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», Орденом Красной звезды и Орденом Отечественной войны.

Демобилизовалась Александра Матвеевна в 1946 году. Вернулась на свою родину – в город Оренбург, где устроилась работать в аптеку воинской части 216. Здесь встретила свою вторую половинку – Николая Ивановича Холодова. Николай Иванович также прошёл свой путь, будучи кадровым военным. В этом же году сыграли свадьбу и переехали в п. Чертково.

Семь лет проработала Александра Матвеевна в меловской аптеке, потом перешла в чертковскую железнодорожную, и в течение 33-х лет возглавляла её коллектив.

Ветеран Великой Отечественной войны, ветеран труда Александра Матвеена вместе с мужем воспитала троих детей – дочь и двух сыновей. Сыновья проживают в Ростове-на-Дону, а дочь рядом ухаживает за мамой. Слава вам, ветераны, с честью вынесшие все тяготы войны! Долгих лет жизни.

 

Жизнь ради людей

Вcё дальше в историю уходит победный 45-й год, всё меньше среди нас остаётся участников, ветеранов Великой Отечественной войны, тружеников тыла — тех, кто мужественно сра­жался с лютым агрессором, кто дни и ночи дежурил в госпиталях, работал в кол­хозе. Это настоящие герои. О них нужно помнить, о них нужно рассказывать…

Тихий, уютный двор на одной из улиц села Алексеево-Лозовское. На пороге дома меня встречает улыба­ющаяся, приветливая хо­зяйка, Надежда Иосифовна Перевертайло. Она ветеран Великой Отечественной войны. Приглашая меня к столу, женщина ведёт не­спешную беседу, рассказы­вая о себе, о жизни, о вой­не.

Родилась Надежда Иосифовна в селе Павлов­ка, там же училась в школе. Наденька росла обычной скромной девочкой. И всё же было в ней одно отличие: она считала, что самое главное в жизни — помочь больному человеку. Навер­ное, таким было ее призвание, поэтому и поступила она в Каменскую школу мед­сестёр.

После учёбы получила Надя направление в Чертковский район. Внезапно грянула война. 18 сентяб­ря 1941 года четыре юные медсестры, среди которых была и Надежда Иосифов­на Перевертайло, были от­правлены на фронт. В Рос­тове-на-Дону разворачивался госпиталь, но немцы на­чали бомбить город. И тог­да медсестёр посадили на пароход, на котором по Дону они поплыли в неизвестном направлении.

Судьба забросила На­дежду в г. Рыбинск Ярослав­ской области. Именно там она отдавала все свои силы, спасая раненых. Через пять дней после приезда на ры­бинский госпиталь была сброшена бомба. Посту­пил приказ: не выходить из здания. Люди испытывали непередаваемый ужас. А хрупкая молоденькая Надя даже при таких обстоя­тельствах продолжала спасать человеческие жиз­ни. Она и другие медсёст­ры выхаживали тяжелора­неных, сутками не спали, изнемогая от усталости. Они делили хлеб между больными, сами при этом, не съедая ни крошки.

Именно в таких жизнен­ных условиях проявляются настоящие человеческие качества. Их проявила и Надежда Иосифовна. В очередной раз, спасая ра­неного бойца, она, полу­раздетая, в лютый мороз выбежала на улицу за сне­гом. Ничто не останавли­вало ее, даже риск соб­ственной жизнью. После этого случая Надежда се­рьезно заболела воспалением легких…

В то время, как Надежда Иосифовна рассказывала об этом, её глаза заискрились, наполняясь добротой и безграничной любовью к людям. И я не­вольно задумалась над мыслью, что, скорее всего, призвание этой женщины — не только стать медсест­рой, но и вообще всегда помогать человеку.

В 1943 году Надежда Иосифовна вернулась до­мой — в село Алексеево- Лозовское, уже освобож­денное от фашистов: 37 лет проработала медицин­ской сестрой.

Женщина часто вспо­минает, как ласково назы­вали её в госпитале — Наденька. Повидав и испытав в жизни много горестей, она осталась доброй, скромной и в то же время сильной духом, всегда го­товой прийти на помощь людям. Не случайно её зовут Надежда.

Бортникова Татьяна Филипповна

Фронтовые дороги телефонистки Тани

Администрация Шептуховского сельского поселения

Солдатские дороги муже­ства. Они протянулись на тысячи километров, у каждого война — своя, неповторимая и неза­бываемая, военная тропа, по которой он шёл к Победе с тяжёлыми упорными и кровопролитными боями. Своей тропой шла к победе и ветеран вой­ны Татьяна Филипповна Бортникова. Родилась она в 1822 году в селе Новосёловка. В 1938 году, когда ей исполнилось 16 лет, уехала Таня в город Тбили­си в поисках лучшей доли, а также работы. Устроилась домработ­ницей. Там и узнала о войне.

Закончила четы­рёхмесячные курсы те­лефонисток, и после была призвана в Со­ветскую Армию. 11 ок­тября 1942 года Таня пошла на фронт. Ли­ния фрон­та проходила возле города Грозный, наши воины мужественно обороняли Кавказ. В условиях жарких боёв огромную роль играла полноценная бесперебойная связь между боевыми подразделениями.

Дорогами войны вместе с однополчанами прошла Тать­яна Филипповна Северный Кавказ, Кубань, Белоруссию, Западную Украину, Польшу, Чехословакию.

В октябре 1944 года на Западной Украине, возле села Пшеничное, что около Винницы, взвод, в котором служила, Татьяна Филипповна, попал в окружение. А было это так: телега, в которой находился весь инвентарь связистов (те­лефоны, рация, телефонные катушки с кабелем и прочее) двигалась по направлению к городу Виннице. Военные связисты шли за телегой. При подходе к речке взвод попал под сильный вражеский об­стрел. Оказалось, что совсем рядом, на противоположном берегу, находились немцы. Связисты попали в окруже­ние. Трое суток без пищи и воды.

Татьяна Филипповна и её боевые подруги были освобождены солдатами Советской Армии. И её фронтовая дорога пошла дальше. В Чехословакии Бортникова, попав, в окружение, была контужена.

А закончилась война для Тани в мае 1945 года, в Чехос­ловакии, недалеко от города Прага. А когда вернулась домой, её китель украсили боевые награды: медали «За оборону Кавказа», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», Орден Красной Звезды. В послевоенный период Татьяна Филип­повна награждена юбилейными меда­лями, а в 1995 году, в честь 50-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне – Орденом Отечественной войны II степени.

А потом, работая в колхозе дояркой, она была удостоена и трудовой награды – медали «За доблестный труд»

Е.В. Ковалева, библиотекарь

Раиса Антоновна Кейдунова в 1943 году была призвана в ряды Красной Армии. Она прошагала дорогами война от Чертково, освобождая Днепропетровск, Одессу, Румынию. С 1943 по 1945 г.г. участвовала в боевых операциях в составе 3-го Украинского фронта бронетанковых и моторизованных войсках. За свой военный и ратный труд имеет правительственные награды. Учитель по профессии, она много лет проработала в Маньковской средней школе в начальных классах.

Награждена орденом Отечественной войны II степени и медалью «За победу над Германией».

Прошло уже 70 лет с того дня, когда была полностью снята блокада Ленинграда, но ужас тех страшных дней до сих пор застеклен в глазах очевидцев и участников той огромной, невыносимо растянутой во времени трагедии.

Мы встретились с Авророй Сергеевной Шинкаревой буквально на следующий день после того, как почтальон принес ей «конверт из Кремля». Пожилая женщина держала его дрожащими руками: «Вот вчера получила правительственное поздравление. Весь вечер проплакала»…

Понимаю, как тяжело ей будет вспоминать тот ужас, но все же прошу рассказать. Это трагичная страница нашей истории, но пока память об этих страшных днях живет в сердцах людей, пока передается из рук в руки потомкам – такого больше не должно повториться.

— Война застала нас в Териоки, это под Ленинградом. Мне тогда было тогда 15 лет – я родилась в 26-м году, 23 июля, поэтому моя цепкая память подростка все очень хорошо сохранила. Папа хотел уйти на войну добровольцем, но его не отпустили – наложили бронь, потому что он обслуживал поезда. А папа на фронт рвался, думал, что нам тут будут хоть какие-то льготы и станет полегче. Ведь мама – инвалид без ноги, а кроме меня, пятнадцатилетнего подростка, был еще и четырехлетний братик.

К осени, когда уже совсем рядом были слышны выстрелы, мы собрали кое-какой скарб, погрузили в вагон, и нас отправили в Ленинград. Там поселили в общежитии лесо-технической академии, на окраине города. Как выяснилось вскоре, нам достались более привилегированные условия, нежели тем, кто жил в центре города. А главное наше преимущество – колодец во дворе. Нам не пришлось ходить за водой на Неву. Конечно, и мы воду экономили. О том, чтобы искупаться, не могло быть и речи. Хорошо, хватало для питья.

Очень выручила нас и двуручная пила, которую мы захватили с собой из Териоки. Вокруг общежития росли многолетние сосны, и мы с папой пилили их на маленькие бревнышки. Эти чурбанчики мы сложили под кроватями в комнате. Папа сделал буржуйку, трубу вывел в окно, и когда начались холода, эта печка нас просто спасала…

Здание общежития было построено в форме буквы «П». В его пристройках располагались огромные кухни. Когда мы приехали, кухни еще топились, а на плитах жильцы готовили пищу. Печи не гасли день и ночь – дров запасли вдоволь. В первые дни, как мы приехали, на плите места всем не хватало – в это одноэтажное здание заселили очень много народа. Со временем кастрюль становилось все меньше, а потом из редко стоящих кастрюль стали просто воровать еду. Тогда мы стали готовить у себя в комнате. Хотя содержимое нашей восьмилитровой кастрюли едой назвать было очень трудно…

Пока был жив папа, мы получали 500 грамм крупы на работающего члена семьи и по 250 грамм на иждивенца. Эту крупу я стограммовым стаканчиком делила по бумажным кулечкам и убирала в шифоньер, который запирался на ключ. Запасов крупы хватало на пару недель. А готовили мы ее так. В восьмилитровую кастрюлю воды высыпаешь эту горстку пшена и кипятишь до тех пор, пока она полностью не разварится. Получается такая мутная водичка. И вот эту кастрюлю присоленной воды мы за день выхлебывали. Конечно же, были опухшие и отекшие.

Помню, кто-то сказал, что на бадаевских складах остался рассол от соленых огурцов. Пошли и мы туда с соседкой. Нашли чаны с замерзшим рассолом, накололи этого соленого льда, чтобы хоть какой-то привкус и запах придать этой воде, в которой мы варили крохи пшена.

А чтобы получить эту крупу, нужно было отстоять огромную очередь, которую занимали с вечера. То же самое и с хлебом. Отоварить карточки получалось не всегда. Бывало, возвращаешься вечером с пустыми руками…

Хлеба на карточку давали по 125 грамм. По папиной карточке, правда, я получала 250. Его паек и нарезали в магазине отдельно. А я приносила наши 375 грамм и делила на троих. Делала это с миллиметровой точностью. Хлеб был тисклым и практически не крошился. Но если все же крошка падала, мой братик трясся и со словами: «Это от моего хлеба крошечка упала» полз под стол искать ее…

Первый кусочек выбирал братишка, потом брала свой кусочек мама, а я себе тот, что оставался. Чтобы они не подумали, будто я беру себе больший кусок. Весь хлеб мы сразу не съедали, хотя голод был нестерпимым. Делили его на две части. Одну щедро посыпали солью – чтобы съесть поменьше, и запивали кипятком. Это на какое-то время создавало ощущение сытости. А вторую часть хлебного пайка я заворачивала в газетку – у каждого она была своя, подписанная, и убирала все в тот же шифоньер под замок. До вечера. Потому что заснуть на пустой желудок было невозможно. Чувство голода – это невыносимо, кроме мучительной ноющей боли в желудке, голод забирает еще и все твои мысли. Я до сих пор помню, как я мечтала в те дни хотя бы о каше, которой мы кормили свиней, живя в Териоки.

Очень скоро от истощения слег папа. Он лежал и медленно угасал. Я помню, перестал работать хлебозавод. Что уж там случилось – то ли вредительство, то ли недосмотр. Но хлеб не выпекали. И тогда мы с соседкой отправились в центр города, на Невский – там были еще дореволюционные частные пекарни. И там хлеб выпекали. Мы вставали чуть свет и шли туда, выстаивали километровые очереди. Стоим до вечера – хлеб кончился. Пока приплетемся домой – уже ночь, и мы без хлеба. А утром – снова на Невский. Пешком. Трамваи ведь не ходили.

На третий день, когда я пришла без хлеба, мама мне говорит: «Ну, Арочка, не дождался папа. Скончался». Было это 27 января 42 года. До снятия блокады было еще долгих два года.

Потом, когда хлебозавод заработал, мы отоварили все карточки за эти дни. И хлеб уже был не черный и тисклый, а нормальный. Он и по объему стал больше. И мы этот хлеб съели вперемежку со слезами…

А хоронили папу так. У нас было серое суконное одеяло. Мы завернули папу в него и вынесли в пристройку. Туда сносили всех, кто умирал в общежитии. Время от времени приезжали на лошади, запряженной в сани, и увозили покойников. А до того времени они лежали в этой пристройке, сложенные друг на друга. Нам приходилось ходить мимо, и я помню, что эти трупы воспринимались моим сознанием, наверное, как дрова. Страха не было. Но уже тогда, в первую зиму, были случаи каннибализма, потому после смерти папы, мама «дежурила» в этой пристройке, пока его тело не увезли.

Говорят, человек привыкает ко всему. Видимо, мы привыкали тогда и к виду покойников. Мертвые люди были повсюду. Умирали на улице, прямо на ходу. Идешь по улице, встречаешь людей, которые шатаются, как пьяные, падают и умирают. И если человек падал на улице, ему не могли даже помочь подняться. Не могли физически. Все были настолько ослаблены и измождены. Люди как тени ходили. Все закутаны в платки, какие-то тряпки. Не поймешь – мужчина или женщина идет.

Когда умер папа, я задалась целью эвакуироваться. Мама – инвалид, братик к тому времени так ослаб, что ходить уже не мог. О себе я не думала, мне очень хотелось их спасти. Целый месяц, изо дня в день, я ходила за 10 километров на Лесной проспект, где был расположен эвакуационный пункт. Весь февраль в отцовских валенках 40-го размера я топала в этот пункт, и вот в конце месяца получила эвакуационные билеты. Тогда эвакуировали на Урал заводы и если оставались свободные места, их давали тем, кто не занят на производстве. Дорога к жизни

В начале марта мне выдали долгожданные эвакуационные билеты. И мы сразу же стали собираться в путь. Из моих лыж муж комендантши общежития, в котором мы жили, сделал саночки. На них мы и погрузили чемодан и узел тряпья – вот и все наши пожитки. На чемодан усадили братика, мама шла рядом, держась за поклажу, а я тянула эти саночки.

Выехали мы рано утром и потихоньку стали двигаться от Старо-Спасской на Лесной проспект. А эвакопункт, в который мы направлялись, размещался в кинотеатре «Звездочка». Трамваи не ходили — все линии были занесены снегом. За всю дорогу нам встретился только один грузовик. Водитель остановился, помог нам забраться в машину и довез до кинотеатра.

Летний кинотеатр размещался в полукруглом помещении. Двойные огромные двери его были раскрыты настежь, а внутри – ряды сидений, на некоторых из них сидели покойники. Люди умирали буквально на ходу, кого-то смерть настигла на пороге эвакопункта, когда казалось, что вот еще чуть-чуть и кошмар блокады останется в прошлом…

Мы разместились. И здесь нам впервые за это время дали уже по 250 грамм хлеба. Я как сейчас помню – получила сразу большой кусок. Нет, не большой – огромный. Это был настоящий хлеб, а не суррогат со вкусом бумаги и еще чего-то хвойного. Говорили, что хвою добавляли в хлеб, чтобы не было цинги.

А еще в дорогу посоветовали взять какую-нибудь посуду. У нас с собой была миска, литра на три. И вот нам ее до краев наполнили супом… Суп был очень жирный – со шпиком и сушеной картошкой. Первая полноценная пища за несколько месяцев голода. Сели мы кушать и я говорю: вот съели половину – больше не дам. Я хоть еще и маленькая тогда была, но уже понимала, что много сразу есть нельзя. Братик плачет, мама молчит, но таким умоляющим взглядом смотрит. А у меня, кажется, и жалости не было – нашла я в себе силы и забрала у них миску с остатками супа.

Ночь мы там просидели, а утром нас на машинах перевезли к поезду. Помню, была там узкоколейка и поезд маленький, как игрушечный. Топился он дровами. Вот едет он, едет, вдруг остановился. Ехали мы так несколько часов. А потом высадили нас прямо на улице, там было много людей, какие-то постройки, времянки. И уже оттуда на машинах повезли через Ладогу. Мы с собой взяли ватное одеяло, всю дорогу на нем братик сидел. А в машине мы этим одеялом укрылись все. Я не видела как мы ехали через Ладогу. Бомбежки не было. Был только ледяной пронизывающий ветер.

Приехали. Другой кинотеатр, и там тоже сидели покойники… Мы на своих вещах, прижавшись друг к другу, просидели до утра. Утром пришел эшелон. А к нему метров 300 по болоту надо пробираться. Тут объявились две «сердобольные женщины», предлагают помочь. Давайте, мол, сначала вещи отвезем, а потом уже за твоей мамой и братиком вернемся. Так и сделали. На саночки погрузили их вещи и наш мешок. Приехали мы к эшелону, они все вещи побросали в вагон, я их зову – поехали за нашими, а они не выходят. Делать нечего. Я с этими саночками опять через болото пробираюсь. Оно хоть и замерзшее, но кочки, а у меня на ногах отцовские валенки сорокового размера. Пришла, мама спрашивает – а где же помощницы? Ну, погрузили мы оставшийся чемодан, посадили сверху братишку и пошли. Приехали, стучимся, а нам не открывают. А вагоны — товарняки, в которых скотину возят. Обращаемся к дежурному, а он уже свисток дает – отход поезду. Мы как закричим – там наши вещи, а нас не пускают. Остановили поезд, открыли вагон, нас втиснули, а там народу уже как в бочке селедок. Ну, все втроем умостились мы на чемодане. Поехали. Это был уже поздний вечер. Утром проснулись – я спрашиваю у этих женщин: «А где же наш мешок?». А они делают вид, будто нас не знают…

Ехали мы в этом вагоне месяц. Днем поезд шел без остановки. Останавливались только там, где был эвакопункт. Выходили со своей чашкой и получали горячее питание. И хлеба нам дорогой давали по 250 грамм, а еще по кусочку сахара.

Едем мы в этом товарняке, вьюга свистит. Сидим, прижавшись друг к другу, чтобы теплее было. К счастью, в вагоне была буржуйка. Те, кто еще мог бегать, во время стоянок выскакивали и подбирали на станции все, что могло гореть. А топор нам заменил кусок рельсы. Буржуйка топится, горит, за трубу держишься – тепло, а выше – уже лед. Где-то в середине марта на улице стало подтаивать. А у меня валенки без калош. Я как выскочу на станции за топливом, так ноги промочу. А ночью валенки замерзают…

Когда ехали – видели, как с поезда снимали покойников – люди продолжали умирать, хотя и кормили нас по меркам Ленинграда хорошо. Многие просто не выдерживали после того голода, который пережили. Желудки-то ослабли, а пища жирная. Мама тоже заболела. На станции Поворино нас сняли с поезда, маму положили в больницу. И мы вместе с ней были. Ой, как мне было страшно – а вдруг мама умрет… Я хоть и привыкла сама о них с братиком заботиться, но представить себе не могла, что я буду делать, если мамы не станет.

В больнице мы пробыли несколько дней, маму подлечили. Посадили нас на другой эшелон и поехали мы дальше. Был уже конец марта, тепло и травка зеленеет. А я все еще в валенках. Надо их снимать, а снять невозможно. Ноги, как колодки, разбухли, красно-синие, опухшие. Разрезали мы валенки и стащили их с ног.

Когда мы ехали по Грозненской области (это потом она стала Чечней), на каждой станции снимали по 10 семей. Нам было все равно куда ехать. Мы сошли в Алпатово, там нас всех сразу же положили в больницу – на карантин. И мы месяц пролежали.

И вот нас кормят – и первое, и второе. Кажется, желудок разорвется, а есть все равно хочется. Ненасытность какая-то была, мы никак не могли наесться. Не могу это чувство передать словами. В обычной жизни такого никогда не бывает…

В Алпатово мы и обосновались. Когда вышли из больницы – было уже лето. Жили сначала в общежитии, а потом нам дали комнату.

А в августе пришли немцы. Вот так, уезжали мы от голода и бомбежек, а война нас все равно настигла. Как только пришли фашисты, начались бомбежки. Наши же нас и бомбили. Мама и братик от бомбежки укрывались в погребе. А я с ними не пошла. Кровать моя стояла у стены. И в первую же ночь в дом попала бомба. Я чудом уцелела.

А когда немцев прогнали, нас всех вывезли в станицу Калиновская, здесь базировались наши части. Позже мы перебрались в совхоз, что был в 35-ти километрах, там еще кое-где сохранились домики. Там и обосновались.

Сюда, на целинскую землю, я попала во время чеченской кампании. Опять бежала от войны…

Вот порой оглядываюсь на прожитые годы и думаю: что же помогло мне выдержать все испытания, что давало силы? Наверно то, что я в первую очередь заботилась и думала о близких. Ведь, уезжая из блокадного Ленинграда, я хотела спасти маму и братика. Не о себе я тогда заботилась. А еще я всегда была очень сильной. И никогда не плакала.

А теперь вот плачу…

Записала И. Красниченко.

Белогурова Ирина Касьяновна (девичья Попова), родилась в 1934 г. в Шепетовском районе Каменец-Подольской области Украины, в большой семье, где была младшей из четверых детей. Когда Ирине исполнилось три года, у нее умерла мать. Дети остались с отцом и бабушкой по маме.

За год до войны отец Касьян Степанович вновь женился — на Марфе Даниловне Дымчук. Так в доме и в жизни маленькой Ирины, ее сестер и брата появилась мачеха. В 1941 году отца и старшую сестру Марию угнали на работу в Германию. В а 1944 году и Ирину с сестрой Любой и мачехой тоже увезли в Германию, в город Гельц.

Мачеха и сестра работали на паровозостроительном заводе. Жили все в общежитии. В день по карточкам выдавали 0,5 кг хлеба, сделанного из древесных опилок с примесью муки. Малолетним детям выдавали еще в сутки пол-литра разбавленного водой молока. Ирине Касьяновне в то время было 10 лет. Таких детей отправляли в столовую чистить картофель. Они старались стащить хоть несколько штук, чтобы вечером сварить их и съесть с семьей. Она помнит постоянное чувство голода. Дети ходили по улицам и просили у жителей хлеба. Однажды эсэсовцы поймали Ирину и жестоко избили за это. В больнице ее выхаживали три месяца.

Когда закончилась война, мачеха, Ирина и Люба вернулись в родное село, через полгода возвратилась и старшая сестра Мария. Отец тоже вернулся домой, его назначили председателем сельсовета. Брат Петр отвоевав в общей сложности 6 лет, к великой радости остался жив и присоединился к семье.

Ирина пошла в школу. Окончила три класса, но когда умер отец – через 2 года после окончания войны — и она вынуждена была пойти работать. Трудилась и телятницей, и дояркой, и свёклу полола. К тому времени старшие сестра и брат уже обзавелись семьями. Она оставалась с мачехой Марфой Даниловной пока и у нее появилась своя семья.

В 1959 году родилась дочь Аня, в 1963-м — сын Иван, через 10 лет — дочь Наташа и в 1978-м «последышек» — сын Николай… Потом был переезд в х. Старченский Целинского района. Ирина Касьяновна пошла работать дояркой на ферму. Муж был мастер на все руки. Потихоньку привели в порядок недостроенную квартиру, в которую их поселили, вырастили детей. Но беда приходит, когда ее не ждешь. Сначала осталась без мужа, потом разбился на машине сын Николай, после тяжелой болезни умерла дочь Наталья. Ирина Касьяновна осталась с внучкой Людой, которая и стала ей опорой и поддержкой, т.к. старшие дети сейчас живут на Украине.

Рабочий стаж у Ирины Касьяновны- 43 года. Она ветеран труда, награждена Орденом трудовой Славы 3 степени, юбилейными медалями.